— Да послушайте же…

Гаррет тяжело вздохнул и взглянул на неё снова исподлобья. И без неё было худо, так ещё и вздумала всё терпение измотать что ли?

— Я не ради него к вам ходила. А ради вас…

— Да шутишь что ли?

Краска затопила лицо девушки, но целительница — что за диво упрямое — продолжила говорить, да говорила такое, что ему самому впору было краснеть:

— Я такую душу светлую как у вас, Гаррет, никогда не встречала, — сбивчиво забормотала она, на миг опуская взгляд и потом снова впиваясь с трепетом каким-то и доверчивостью, словно только ему и можно было рассказать, никому кроме. — Как увидела, так и пропала. И вы меня от него защищали, потому что думали, что я тоже… Но нет, постойте. Если мне дар и дан зачем-то богами, то может, чтобы другим помогать и чтобы чувствовать это всё… У вас глаза светятся и сердце доброе, хоть вы и на войне всю жизнь. Не бывает такого. А у вас — есть. И это тайна для меня, но она так влечёт… Как узнала, что нас тоже сюда отправят, так поставила себе цель вас отыскать и сказать это. И вот говорю, уж простите, что так прямо. Не знаю, будет ли ещё хоть раз такой миг, когда можно…

Гаррет слушал, а сам вспомнил наказ Вальдера закончить на Итене и уйти в отставку, жениться, может. Но горечь потери командира и это воспоминание так скрутили сердце, словно в жгут, что хоть умирай на месте. И Элиза тут со своим… дурёха малолетняя, а всё туда же, про любовь.

— Вы мне не верите?

— Не до чувств мне, уж прости. Не до этого. — Он покачал головой.

— Вы не бросите поиски ведь. Не верите, что он погиб?

— А что ежели погиб? Знаю я, что сердце моё врет, нет дара вашего и не было никогда. Потому и права нет погубить тех, за кого ответ держу! Понимашь ты, нет⁈

— Я могу сказать. Я знаю.

— Так говори!

— Мне бы его вещь… или хоть что-нибудь особо ценное.

Гаррет тянуть не стал и вытащил из-за пазухи перчатки командира, которые тот не взял с собой на последнюю свою вылазку. Он носил их с собой, думая, что хоть Бруно сможет найти, но тот только выл, словно и впрямь затянуло в бездну его командира.

Элиза схватила перчатки и вдруг опустилась на колени, будто бы чтобы помолиться Четырем богам, замолчала, раскачиваясь. Гаррет ждал какое-то время, потом тоже опустился на землю с ней рядом, смотрел сосредоточенно: как же это — колдовать и обращаться к силе, что ему неведома?

Хмурились тонкие брови целительницы, дрогнули губы, хоть слова она шептала молча, видать, сама про себя. Но неожиданно распахнула ресницы и ответила:

— Я знаю, где мы можем его найти.

— Живой?

— Этого не вижу. Но идёмте, если готовы… Я пойду с вами.

— Мой приказ — возвращаться в Сеттеръянг.

— А мой приказ — помочь исцелить раненых, — внезапное упрямство взыграло в Элизе так, что девица распрямила плечи и уставилась в упор, делая вид, что она смелее всех его воинов вместе взятых.

— Если я его нарушу, меня ждёт трибунал. И казнь. — Гаррет говорил прямо, не тратя время на вокруг да около. — Ты сошла с ума, Элиза, если считаешь, что это сойдёт нам с рук. Я не могу понять…

Целительница упрямо перебила:

— Ты готов бросить его умирать? Ты себе не простишь. Видела, что он для тебя — вся жизнь.

Гаррет уже знал, что она права. И долго думать он не привык — не по его это. Делать — так делать, и не жалеть больше. Он резко поднялся и протянул ей руку.

— Мы пойдем вдвоем. Пусть попробуют меня судить за дезертирство, мне плевать. Когда-то Вальдер вытащил меня из полыхающего лагеря и не дал погибнуть. Если есть хоть крохотная надежда, что он жив… Я не отступлю.

Элиза улыбнулась, расправив юбки и поднимаясь.

Гаррет отдал приказ Андре и ушел вместе с целительницей, пообещав вернуться так быстро, как сможет. И что можно счесть его погибшим, если он не придёт. Перед тем, как покинуть лагерь, Гаррет опустился на колени к Бруно, потрепал затылок самого верного пса.

— На этот раз ступай без меня, слышишь? — взглянул он в преданные черные глаза. — Слушайся Андре. Я скоро вернусь. Понял?

Бруно тихонько взвыл, но приказа ослушаться не сумел.

Лагерь покинули вдвоем, прихватив с собой пару фляг и сумку целительницы, чтобы привести Вальдера в чувство… если успеют.

По степи шли какое-то время молча. Гаррет обдумывал сказанное Элизой в порыве чувств и пытался понять, что чувствует при этом сам. Было скорей неловко. Виданое ли дело: девушка первая признается в чувствах? Но целительница, похоже, целиком ушла в мысли о спасении того, кого пыталась предать, и теперь вела Гаррета за собой торопливо и не тратя время на разговоры.

— Не болит нога-то? — спросил он всё же, глядя, как Элиза храбро карабкается на скалистый склон, чтобы оттуда снова окинуть взором простор Итенского острова.

— Немного… Но скоро пройдет, — вздохнула Элиза. — Не зря я исцеляю, верно?

— Верно. — Гаррет легко поднялся следом и поравнялся с девчонкой. — А сейчас что, чувствуешь?

Элиза оглянулась на него и замерла вдруг так трепетно, что захотелось её обнять. Убрала спешно прядку, выбившуюся из косы и лезущую в лицо. Улыбнулась скромно, но как-то трогательно.

— Что-то чувствую…

И звучало так двойственно, что Гаррет добавил спешно:

— Ну веди, целительница.

Долго они брели по пустыне, не час и не два, солнце уже перевалило за полдень, и в какой-то момент подумалось, что завела его Элиза в пустоту не с добра — а чего стоило ждать от той, кто уже предавал и уже шпионил прежде? Но и что толку убивать его — невелика птица. И всё-таки стоило ждать от магов подвоха, раз уж дано им больше и забирать они умеют.

— Очень он вам дорог, Гаррет? — Обернулась Элиза и схватила его за руки, доверчиво и просто, словно так ей позволено было.

— Не нашла? Бросить предлагаешь?

Сердце ухнуло куда-то и снова стало тошно, словно камнем к земле прибило.

— Нет, просто… Подумайте о нём.

Упрашивать не требовалось, Гаррет и без того видел командира как в живую перед собой — высокий, хоть и по-простому одет, но мощь от фигуры нешуточная. И его усмешку, и его выворачивающий взгляд, с зеленцой и золотом по краю зрачков, демонические глаза так-то, но живые и глубокие. И лицо его преображалась, из холодого становилось живым и настоящим, стоило остаться наедине. Последний раз смотрели друг на друга вблизи у костра — и отблески плясали на его не по годам молодом, сильном лице с щетиной и благородной сединой на висках.

— Туда, — указала Элиза ниже по склону.

Гаррет спрыгнул с камней первым, желая ускорить путь, и Элиза замерла на краю, ища способ слезть аккуратнее. Подступив ближе, Гаррет протянул руки, и целительница с небольшим колебанием подалась к нему и наконец спрыгнула в объятия.

Гаррет подхватил девицу и опустил на землю осторожнее, почувствовав этот короткий момент тепла и гибкости её тела в своих руках. И стало вдруг неудобно.

Она говорила, что у него светлая душа, а эти же руки… ещё недавно они убивали. И помогали хоронить убитых. На них столько крови. А теперь они держат девчонку, что ещё не повидала жизни и за каким-то чёртом сочла его добрым и благородным. Нет, конечно, у них был кодекс чести и свои законы… Но как же далеки руки воина и убийцы от того, кто может, как она там наболтала, сиять.

Ему вынут душу, если они вернутся ни с чем, нарушив приказ, и вывернут наизнанку. А потом подвесят так, чтобы другим неповадно было. Но Гаррет вдруг подумал, что в такой компании и погибать приятно. Элиза ловко выбралась, смущаясь, одёрнула подол и снова повела его за собой, утопая в песке — сущее видение. Ругал за это командира, что повёлся на Айдан, а вот и сам — идёт неведомо куда за той, которую знает едва-едва.

Тяжело вздохнув, Гаррет перевесил меч поудобнее и проверил нож в голенище, готовый дорого отдать свою жизнь, если вдруг из ниоткуда, как уже было, возникнут десятки пустынных мятежников, жаждущих мести.

Но то, что он увидел за следующим склоном, было куда хуже.