Сиркх удержал её легко, не позволив упасть, только сильнее привлёк к себе и сам склонился к лицу, овевая своим теплом и безумным, сводящим с ума притяжением. Арнеина еще успела заметить, как дрогнули широкие крылья его носа, вдыхая её аромат. Как нахмурился высокий лоб в болезненном, трепетном порыве.

Мурашки охватили все тело, не оставляя свободного места, заставили напрячься все мускулы, дрожь прошла по рукам, которыми она ухватилась за его каменные плечи, и не было мгновения тяжелей и мучительней, чем сейчас — за вечность до соприкосновения.

Лицо обдало жаром, горела кожа, горели губы — жадно, нетерпеливо, и Арнеина не узнавала сама себя. Куда девалась её выдержка, стойкость, хваленый в семье благородный характер? Нет, она жаждет лишь одного. Чтобы император прикоснулся прямо сейчас и затушил нестерпимый жар.

Каким-то чудом она заставляла себя оставаться неподвижной в ожидании того, как небеса расколятся снова.

— Я знаю всё, что ты чувствуешь, — тёплый шёпот невесомо скользнул по коже. — Но это куда больше, чем я мог предположить.

Арнеина сглотнула, снова поднимая взгляд к его потемневшим глазам.

— Моя жизнь принадлежит вам, император.

— Сиркх.

Большим пальцем правой руки он очертил край её губ, скулу, отвел прядь волос к уху, так медленно и изучающе, словно ловил отклик каждого дюйма. Арнеина слышала разговоры во дворце.

Говорили, он никогда не собирался жениться.

Что он холоден, как кусок скалы.

Что он вовсе не живой человек.

И если он сейчас оставит её, она с этим согласится. Если люди для него — неживые фигуры в божественной игре. Если ничего не значит. Он правитель, посланный Четырьмя богами. Или всё-таки живой мужчина, хоть на долю?

Арнеина бездумно потянулась магией к нему, понимая, что не ей тягаться с его беспредельной мощью, но отчаяние толкнуло дотронуться до открытого сейчас, такого внешне живого человека, и буря, плещущая внутри, не оставила сомнений.

Сиркх улыбнулся, почувствовав и это, — тепло и коварно, живо и так по-настоящему — и, будто подчиняясь её зову и трепету, всё же преодолел краткое расстояние между ними.

Небеса не раскололись — они обрушились со всей мощью. Оглушили, бросили наземь, и будто загомонили разом все Четверо богов, а звук несуществующего гонга пронзил тело. Арнеина судорожно вдохнула, почувствовав тепло его губ на своих, и, дрожа, невольно впилась ногтями, пальцами, удерживаясь, чтобы не упасть.

И жар, и холод, и тьма, и ослепительный свет — всё смешалось в едином касании. Хотелось, чтобы это никогда не закончилось. Никогда! Никогда.

Но Сиркх позволил насладиться соприкосновением лишь недолго, и всё-таки отстранился, оставив дразнящий, сладко-терпкий привкус на языке, хотя и по его лицу пробежало волнение, и в приоткрытых глазах отразился огонь. Арнеина остро ощутила свою обнаженность, но наконец нашла в себе силы отпрянуть.

Они словно оба убедились… ещё раз подтвердили, что выбор сделан, и это неспроста. И выбор этот непрост. Он изменит весь мир. Арнеина смотрела на императора Ивварской Империи, на избранника богов, сидевшего напротив на расстоянии ладони и дышащего так же глубоко и учащенно, и осознавала это, дрожа всем телом. Ничего не будет как прежде. И мир не будет прежним.

Но каким он станет?..

Глава 19

Кровь императора

Поиски Вальдера он вел уже второй час. Бруно впервые за это время поднял к нему голову и жалобно проскулил — так тихо, что услышать мог только он. Гаррет тут же присел на корточки поближе к псу и прошептал:

— Старина, ты же не подведешь, да? Чуешь его, а?

Бруно покрутился на месте, снова ткнулся мордой в мостовую недалеко от дворцовой набережной, тонущей в ночном тумане, и снова рванулся с жёсткого повода в руках Гаррета.

— Только тише, дружище, — сказал Гаррет, вставая. — Как пить дать нам не стоит привлекать внимание. Эта ночь и без того мне не по нраву.

Гвардейцы словно с цепи сорвались, рыскали по столице, патрулировали каждый угол, точно наученная охотничья свора. И его удосужились допросить дважды: кто такой, куда идёт ночью и зачем. Гаррет сам поражался выдержке, с которой железно требовал пропустить по вопросу императорской важности, козырял знакомством с генералом де Мойсом и высокопоставленным командованием, даже бумажку в подкладе камзола умудрился выдать за срочное секретное донесение.

Что-то происходило вокруг. Неужто ради своего последнего тайного испытания девиц император приказал весь город взять за шкирку и перетряхнуть? Не только гвардейцев императора, но и дарханов, говорят, видели у главного здания Ордена.

Гаррет в очередной раз ругал себя за то, что не оказался этой ночью рядом с командиром, задержавшись на прогулке. Да, будь он неладен, ходил проведать Элизу, постоял под окнами, точно последний недоумок, убедившись через слуг, что юная целительница встала-таки на ноги.

Как будто именно он виноват в том, как она сверзилась с лестницы! Ну. Отчасти, мож, и виноват, раз отослал слишком грубо. Но то ведь для ейного же блага!

— У-вух, — согласно бахнул его мыслям Бруно, низко и приглушенно, точно посмеивался. И обернулся на Гаррета с понимающим взглядом: женщины!

— Не говори, — цокнул Гаррет и помрачнел.

И уж эта Айдан де Марит, темноглазая демоница! Вытрясла, словно нечисть, всю душу из командира, вот он и был последние дни сам не свой. И тут это испытание… Стоило догадаться, что Вальдер будет на стенку лезть от тихой ярости. И как бы не накликал беды.

Когда командира не оказалось на месте, Гаррет сразу понял, в чём дело. И торопливо затушенная и недокуренная сигара, которую он нашел в комнате, когда вошел, и тщательно разворошенные и потушенные угли в очаге. Тёплый камзол Вальдер не надел, будто собрался выйти ненадолго, но… Чутье, конечно, не магия, однако, и у простых людей кое-что работает.

Однако теперь к горлу подкатывало отчаяние. Не убила же его демоница? Рано или поздно женщины его сгубят, как пить дать. Но не сейчас… Гаррет шумно выдохнул. Нет уж, не так быстро. Им ещё предстоит славный поход на Итен, защита границ Империи и такое же славное празднество после, когда всё это закончится!

Бруно потерял след и разочарованно замер. Гаррет намотал на руку повод, присел к верному псу и попробовал договориться:

— Ну-ну, Бруно, чуешь ведь след? А? Не знаю, на кой ляд командира бы сюда понесло, но ты меня, старик, никогда не подводил. Неужто потерял?

Бруно ткнулся мокрым носом в ладонь, глянул своими огромными глазами и будто даже помотал башкой, мол, не знаю я.

— Хорошо. А коли так? Еще разок попробуй, а? — Гаррет вытащил кожаную перчатку Вальдера для верховой езды, которую прихватил из дома. — Ну же, родной. Как знаю, что ему нужна помощь.

Бруно с тяжелым вздохом снова принюхался, ткнулся мордой в мокрые булыжники и снова повел Гаррета за собой — на сей раз вверх по улице к ряду домиков на окраине.

И стоило сойти с дороги и пойти по траве, как пёс радостно махнул хвостом и ускорился ещё больше. Есть. Вальдер был здесь, пока его не уволокла какая-то бездна. Один дом, второй… третий, поодаль у леса. Что мог здесь забыть командир?

Но Бруно не давал времени на размышления. Здоровенный метис рванул изо всех сил, будто жаждал наконец доказать хозяину, что он не задарма жрет свой кусок мяса и ещё на кое-чего годится! Он привёл Гаррета к запертой двери с узкого двора и торжествующе, но тихо проскулил.

Дверь предсказуемо не открылась с первого раза, но Гаррет не стал долго думать и выбил её плечом. Бруно бросился к Вальдеру, лежащему на постели без признаков жизни, но не принялся горестно скулить, а принялся хватать за рукав зубами и тормошить.

Гаррет взял командира за шею, прижал пальцы к сонной артерии, чтобы убедиться, что пульс ещё чувствуется. Жив, чудище! Но едва дышит. На оголенной шее зияли следы царапин, кадык выпирает неподвижно, кожа бледная, а в этой темнотище и вовсе как у мертвеца, губы синие, и, главное, на все тычки и щипки — никакой реакции!