Но какая-то грань человеческого бытия всегда оставалась для него закрытой. И именно выжигающий дотла, невыносимо душный Юг сжёг и преграду — ту глухую броню в собственном сознании.

Как будто впервые Вальдер готов был и впрямь ощутить чужую душу. Не эмоции, не сиюминутные страсти. Не предсказать или направить так, как ему угодно, провоцируя и наблюдая с любопытством исследователя. Он впервые готов был… прожить это на совсем ином уровне.

Но Айдан де Марит уже вовлекла в новый смертельный танец. А кто он такой, чтобы отказывать прекрасной даме?

Вальдер хрипло откашлялся, схватившись за дверной косяк и пригнулся, чтобы выйти на улицу.

— Командир, — горестно вздохнул позади Гаррет, засуетился его пёс.

— Я скоро вернусь. Всё равно меня допросят, рано или поздно. Так лучше я приду первый… — Вальдер обернулся на напарника через плечо, — и расскажу, как жаждал спасти императора и ловил предательницу короны и опасную преступницу, чья голова теперь стоит очень дорого. Верно?

Гаррет взглянул из темноты дома в упор на него, поджал губы и всё-таки бросил с укором:

— Так вы знали, что она хочет его убить? И всё равно…

— Знал, что душа её темна и полна боли. Но не знал, насколько. Захотел убедиться лично.

К сожалению, на этих словах его память услужливо показала другую Айдан — стонущую в его руках, разгоряченную, нежную и желанную.

Я никогда не буду твоей.

И тут же — податливые ладони в его пальцах, сбивчивое дыхание и жадные, раскрытые навстречу губы. Тесно прижатая к стене, она судорожно хватается руками за его шею и стонет жарко на каждое его движение, и во всем её теле откровенное, пошлое наслаждение. Острое и яркое, как лезвие.

Она провела его по грани от злости до предвкушения и снова вывела к ярости: ни грамма равнодушия, каждый миг с ней рядом — на острие меча. И всё равно тайна. Даже, будучи так близко, — ни на дюйм не стала ближе.

А ведь ему и впрямь стало важным понять, впервые в жизни. Кто она и почему такая, какая есть? Что ведёт Айдан и что могло толкнуть на путь убийцы?

А что на самом деле ведёт его в первую очередь: грёбаное любопытство или уязвленное самолюбие? Жажда утвердить свою власть и отомстить?

Или… сокрушить до основания стену, чтобы впервые пропустить через себя то, что прежде было чужим, не твоим, неясным. Стать больше, чем собственная жизнь. Сотрясти чужую душу, пропуская через себя не только энергию, но и боль, страх, желание, сокровенные мечты, смех и что-то в самой сердцевине: отчаянное, упрямое, не поддающееся пониманию.

Я — погибель твоя, капитан.

На улице светало. Вальдер сощурился и осмотрелся, выйдя под открытое небо. Больше вслушался: не бьют ли в гонг, возвещая на всю Империю о гибели её императора? Тишина. Мёртвая, подернутая зыбким предрассветным туманом. Вальдер поёжился и прошёл по улице до первого попавшегося патруля, но прежде, чем ему успели задать вопрос, бросил первый:

— Эй, парни… — он пошатнулся, и один из патрульных грубо ухватил под локоть.

— Кто такой?

— Капитан ди Арстон, полк майора де Мойс. Дело императорской важности. Отведите меня к главному.

Судя по быстрым взглядам, стражники тут же поняли, о чём речь. Значит, дело и правда дрянь. Лица у императорских гвардейцев, куда отбирали только магов, были невыразительные, защита довольно сильна, но не составляло труда определить причину всеобщего напряжения. Покушение на императора. Руки Айдан — в его крови.

Жгучее любопытство жглось в глубине горла, пока Вальдер шёл со стражей к мрачному зданию главного военного управления. Пожалуй, он готов раскрыть немного карты — чтобы взамен получить кое-что еще.

На допрос провели так же молча, словно и общались гвардейцы между собой мыслями. Лица у них были мрачными. Многие из них наверняка прошли школу дарханов, но выбрали не монастырскую службу во имя Четырех богов, а стезю положить свою жизнь за жизнь императора. Почетно. Выгодно. Быть ближе всех к тому, кого считают воплощенным богом. Опасно — если этого бога кто-то посмеет столкнуть с его священной вершины.

— Капитан ди Арстон, — произнес глава императорской стражи, стоящий в кабинете лицом к окну со сложенными за спиной руками.

— А вы умеете видеть затылком, сентар. Впечатлен.

Вальдер усмехнулся, оставшись стоять посреди комнаты и глядя на то, как гвардеец поворачивается к нему лицом.

Оно было невыразительным и обычным, встреть такого в жизни без его светло-серой формы со знаками отличия и вышитым гербом императора в виде четырех переплетенных серебряных линий, ни за что не подумаешь, что он вообще имеет отношение к военному делу.

— Не только затылком. Но и стенами, улицами… — глава стражи вздохнул, кроткие невыразительные глаза встретились со взглядом Вальдера, — даже воздухом, что струится по улицам Эмариша. Подполковник де Нару, — он коротко ткнул кулаком в свою грудь — в то место, где был вышит герб Сиркха.

Вальдер медленно повторил жест в знак уважения и высочайшего поклонения Иввару и его богоизбранному главе, но внутри остался сдержан, только позволил холодному любопытству наблюдать за происходящим.

— Я знаю, чьими глазами вы рассматривали меня.

— Вот как?

— У нас всех есть слабости, подполковник, — усмехнулся Вальдер. Он напряг и развернул левую руку, на предплечье которой до локтя еще оставался шрам от вепря.

— У вас их достаточно много, — отозвался сентар де Нару и коротко кашлянул.

— Я живой человек, хоть и сильный маг, и избранный служить.

— Мне доложили, что вы пришли сами и хотите что-то сообщить.

На лице гвардейца, несмотря на сдержанность и закалку, всё же можно было различить и усталость, и скрытую тревогу, но пока он ни единым словом или жестом не выдал тайну, остался ли император жив.

За дверью прогремели сапоги, звякнули шпаги. Тихие переговоры раздались совсем рядом, и Вальдер, прикрыв ненадолго глаза, хорошо почувствовал, что им всем приказали задержать его и допросить со всей строгостью, а если что — схватить.

— Садитесь, капитан.

— После вас.

— Я не дама, чье общество вы так цените, — хмыкнул гвардеец, но спорить не стал и занял место у окна, через широкий стол без единой вещицы или бумаги глядя на Вальдера.

Вальдер тоже опустился на простой стул безо всяких изысков — суровая аскетичная обстановка военного управления не давала никаких намёков на императорское величие.

— Не то, чтобы я сам искал внимания дам. Но иногда случаются встречи, которые меняют судьбу. Не всегда в лучшую сторону. Но эти встречи могут изменить не только мою судьбу. — Вальдер взглянул на него в упор. — Я знаю, что случилось этой ночью.

— Даже я не знаю. — Короткая невыразительная улыбка. — Расскажите.

— Об этом можно говорить вслух?

В этот момент в дверь постучали, а потом, не дождавшись разрешения, ворвался тяжело дышащий солдат со словами:

— Подполковник, я должен доложить…

— Вышел. Вон, — резко ответил де Нару так, что солдата словно ветром сдуло, и Вальдер ощутил порыв чужого ледянящего страха, прошедшего сквозняком по комнате.

Этот де Нару — сущий убийца. Идеальное оружие императора: чуткий, въедливый, смертельно внимательный и не внушающий с первого взгляда никакой опасности. Но только сейчас миг Вальдер почувствовал до конца, с кем имеет дело.

А солдат, посмевший ворваться в кабинет подполковника без разрешения, должно быть, самоубийца — раз его не удержали даже стражи за дверью. И это ещё раз подчеркивало катастрофичность ситуации — она явно вышла из-под контроля.

— Думаю, уже можно, — сам себе ответил на вопрос Вальдер. — Этой ночью императора пытались убить. Но он… жив.

Де Нару откинулся на спинку, и в одном движении проявилась и смертельная усталость, и напряжение, и приговор любому, кто услышал бы это со стороны.

— Император был ранен, запретил открывать двери. Он находится в своих покоях наедине с последней избранницей, и никто до сих пор не знает, чем это закончится. Вас видели вчера у храма. Я хочу знать всё, что знаете вы.